Но в моём детстве был большой двор, куда из двух пристроенных друг к другу домов выходило не менее десятка подъездов, в которых большинство квартир были коммунальные. По двору носились несколько десятков детей. Родители выглядывали время от времени из окон, если не были на работе. На скамеечках сидели бабушки и приглядывали за внуками, а заодно и за знакомыми соседскими детьми. Асфальт был расчерчен классиками, игры в штандр, вышибалы, ножичек, казаки-разбойники, цепи кованые, прятки, догонялки, мяч, скакалки, велосипеды, самокаты, качели. Летом иногда выносились из дома тряпицы и старые юбки, выделенные матерями, и устраивались тут же придуманные спектакли. Кусты были кулисами, бабушки, малыши и дети постарше, не организованные в импровизированную труппу, были зрителями. Также иногда во двор выносили старые одеяла, немудрёные съестные припасы и в зелёных уголках двора на травке устраивался пикник. Зимой во дворе обязательно строились каток и горка. Именно на этом катке я училась кататься на коньках, называемых снегурочками, которые привязывались к валенкам ремешками. Это уже позже, в кружках фигурном и конькобежном, я каталась на фигурных коньках и беговых, так называемых «ножах», и не на самодельном катке.
Эти многочисленные дворовые сообщества существовали на каждой площадке, окруженной жилыми домами. Двор был местом, куда ребёнок стремился всегда, где наилучшим образом был соблюдён баланс между почти полной безопасностью ребёнка, обеспеченной взрослыми , и максимально возможной свободой от взрослых. Такой свободы и такой возможности реализовывать свои собственные замыслы ребёнок не имел ни в каком ином месте протекания своей жизни. И эта среда, эти обстоятельства, жизненно, физиологически необходимые ребёнку для его развития, складывались как бы сами собой, их рождала культура естественным образом. Это то ,что было, и то, чего сегодня нет в необходимом масштабе и качестве, о чём мы не раз говорили с горьким сожалением на наших семинарах, понимая невосполнимость нашей потери для нормального развития поколений детей. Это всё равно, что вырубить свой сад с его звуками, запахами, работой и отдыхом в нём, изобилием плодов, и перейти на аскорбинку.В соседнем доме на первом этаже располагался досуговый клуб с кинозалом, танцклассом с зеркалами и станком и множеством музыкальных кружков. Каждое воскресенье мы с подружками ходили туда на детский сеанс за 10 копеек. Как-то был объявлен набор в танцевальный кружок. Мы с подружками тут же в него записались. Но почему-то он очень быстро прекратил своё существование. А вот игрой на фортепьяно я в этом замечательном клубе занималась восемь лет. Там же были кружки игры на аккордеоне, баяне, струнных щипковых инструментах. В конце весны в кинозале убирался экран, и мы на сцене перед зрителями давали отчётный концерт, где я обнаруживала, что мои дворовые знакомые также играют разных музыкальных инструментах.
К слову сказать, когда я начала заниматься на фортепьяно, тут же оно было куплено, несмотря на скудость жизни семьи советских врача и инженера, живущих в одной из комнат коммунальной квартиры.
Как- то в музыкальном кружке меня поощрили билетом в оперный театр. Причём спектакль был предложен на выбор. Помню, что я выбрала оперу «Руслан и Людмила». Я уже слушала её раньше, и это действо меня заворожило. Вообще на посещении оперного нужно остановиться особо. Это было нечастым событием в нашей семье, но систематическим.
В первый раз меня привели туда на балет «Доктор Айболит» в три года. Как мы теперь понимаем, совсем не вовремя. В конце спектакля я сорвалась с места и с рёвом побежала по проходу между креслами в сторону противоположную от сцены. Когда меня поймали, я объяснила, что мне жалко Бармалея.
Когда мой возраст стал адекватным для посещения этого места, это было всегда таким невероятным праздником. Довольно долгая поездка на общественном транспорте в центр города, затем встреча с театром – этим дворцом с колоннами, скульптурами, барельефами, лестницами, люстрами, зеркалами, креслами с бархатной обивкой, тяжёлым занавесом, оркестровой ямой, нестройно и уютно настраивающимися инструментами, нарядным буфетом со сладостями, чудным театральным музеем (музея нет уже много лет. Говорят , с тех пор, как умер директор, хранитель и энтузиаст этого музея. Видно, он оказался незаменим) . Это ожидание, восторг длился , перетекая от одного составляющего этого события к другому. И апогеем было открытие занавеса и то, что начинало происходить на сцене по невероятной своей красоте, превосходило всё предыдущее.
Любила ходить с родителями в кукольный театр. Там мы бывали очень часто, тем более, что он находился тогда в Ленинском районе, тоже на первом этаже жилого дома через дорогу от нас.
Очень любила и всегда ходила с родителями на майскую и ноябрьскую демонстрации. Нужно было пройти весь путь пешком от площади Станиславского до площади Ленина. А потом продолжить путь пешком к НИИЖТу, где жили мои дедушка с бабушкой, где собирались обязательно четыре поколения нашей семьи. Ходульная политическая подоплёка этих праздников была уже сдвинута на периферию, а демонстрации по сути были народными гуляниями. После этого следовал долгожданный праздник у дедушки и бабушки всех ближайших родственников с обильным застольем, незатихающими разговорами, иногда песнями, иногда танцами. И такие большие сборы были ежегодно четырежды в году на 1 мая, 7 ноября, Новый год и день рождения моего дедушки. Я очень любила бывать у дедушки и бабушки. Это было долгожданной счастливой порой. С ними связано много самых тёплых воспоминаний моего детства. Упомяну только ещё один эпизод. Когда мне было 10 лет, мы с дедушкой неделю прожили на базе рыбаков и охотников – каком-то деревянном доме в лесу, рыбачили, плавали на лодке по протокам и озёрам. После этого я запоем читала рассказы Паустовского.
