ПРЯМАЯ РЕЧЬ

«Педагогическая хореография – это совокупность специальных способов организации занятий, обусловленных взглядом на танец не как на цель, не как на сценическое действо, но как на средство психофизического развития ребёнка»

Евгения Григорьевна Пивченко преподаёт хореографию в Школе развития индивидуальности «Росток» уже 15 лет. В её портфолио множество дипломов и наград, а у родителей по-прежнему такое же множество вопросов. Для чего на уроках танцев все от мала до велика набивают мячи? Почему в зале хореографии нет зеркал? Зачем первоклассники, танцуя, читают вслух стихи? И главный вопрос – какую магию использует учитель, у которого дети так выразительно танцуют, так держат общий ритм и так ощущают себя в каждое мгновение танца?

Для того, чтобы разобраться в том, что же такое педагогическая хореография, мы взяли за основу статью Евгении Григорьевны «Танец как процесс» и сопроводили её собственным рассказом о том, как танец родился в её жизни и что рождает танец в каждом из нас.

*в тексте использованы цитаты из статьи Евгении Григорьевны Пивченко «Танец как процесс, протекающий во времени»

 

Резкий поворот

«Одним из существенных оснований возникновения жизни на Земле была повторяемость похожих процессов в неживой природе. Органическая жизнь возникла как субстанция, способная приспосабливаться к периодическим изменениям окружающей среды и отражать их. Все процессы в живой природе ритмически организованы»

Помню, когда я поступала в аспирантуру исследовательского Центра эстетического воспитания Института развития личности при Российской Академии образования в Москве, будучи школьным учителем, и писала какую-то первую свою работу, я говорила сама себе: «Я тороплюсь написать то, что я думаю, прежде чем вы что-то скажете мне, и это закроет мои думы и мысли по этому поводу».

По образованию я вообще инженер-строитель, закончила НИИЖТ. А в качестве хобби с пятнадцати лет занималась бальными танцами. С одним из моих партнеров мы были чемпионами Новосибирска по бальным танцам. Но не потому, что я чемпионом хотела стать, а потому что мне это очень нравилось – естественно, когда в пятнадцать лет пришёл, как это может не нравиться.

То, что у нас была талантливая руководитель, я потом уже поняла: она давала людям возможность проявиться. И я помню, что на конкурсе кто-то сказал: «Вот выходит коллектив, и они танцуют все одинаково, а выходит «Аэлита» (коллектив, в котором танцевала Е.Г. – прим. ред.), и они все танцуют по-разному». Это потому что у нас была возможность найти самих себя в танце.

Это был юношеский коллектив, мы были примерно одного возраста, вместе проводили время, ходили в походы, проводили какие-то клубные мероприятия. И в том числе мы танцевали. Все разговоры крутились вокруг танцев, и всё это варилось-варилось-варилось. Был этот общий котёл, были влюбленности, и мы об этом могли станцевать.

После окончания института я проработала шесть лет инженером. Инженером, потому что «ну что это – танцы?» Танцы – это танцы. Танцы – это в клубе. А нормальная работа… Тогда в Новосибирске из семнадцати вузов четырнадцать было технических. Это была нормальная работа – инженер. Тем более у меня в семье все были или инженеры, или врачи. Врачом я категорически не собиралась быть, а инженером – пожалуйста. Зарабатывать себе на жизнь, а танцы – удовольствие. Потом, когда меня это утомило, я ушла. Мне было не интересно.

И это был резкий поворот. Я никогда раньше не пробовала себя в преподавании, но в одночасье уволилась из инженеров и пришла в школу, не имея ни опыта, ни вообще ничего. И вот там начала методом «тыка» что-то пробовать. Многие вещи неверные были с точки зрения сегодняшнего дня.

 

Внутреннее ощущение

«Время – это не отрезок, а длительность процесса. Наша задача – дать возможность детям ощутить процессуальность времени, научиться соразмерять себя с текущим сейчас временем.

В хореографии мы видим очень удачное сочетание условий для ощущения процессуальности времени:

- протяженный звук;

- протяженное движение;

- звук с математической точностью градуирован музыкой;

- танцевальное движение, ритмически повторяясь, следует за музыкальным дроблением времени»

Танец – это всегда содержание, даже, когда кажется, что его нет. Зрители, пусть даже небольшие специалисты в хореографии, всё равно уловят что-то за символическими движениями танца. Их почему-то будет трогать это действо, оно будет им интересно.

Помнится, в 2016 году 6«В» исполнял танец индийских богов (мудрецов по-другому), которые явились из утреннего тумана людям, пришедшим к ним за помощью или советом. «Боги» действовали одновременно величественно и приветливо, заинтересованно и деликатно. Об этом содержании знали только дети и я. Танец при этом оказывал на зрителей, включая меня, завораживающее действие. От некоторых зрителей я слышала, что этот детский бессюжетный танец, стилизованный под индийский, трогал их до слез. То, что дети в младшем подростковом возрасте смогли быть такими убедительными в этой непростой смысловой канве, танцуя на любительском уровне, – это результат очень качественной работы педагогического коллектива и родителей.

Другой пример – взрослые бальные танцы. Здесь все замешано на взаимоотношении мужчины и женщины, а это зачем-то дают детям. Они, конечно, повторят движения, скопируют стиль. Но когда девочка 8-9 лет показывает, как она якобы флиртует, а 10-летний мальчик изображает мачо – это неприлично, очень вредно и нехорошо. Когда в детском саду предлагают детям вращать бедрами под песню Африка Симона – это неуместно абсолютно. Неразборчивость взрослых изумляет. Есть масса музыкального и хореографического материала, включая детские бальные танцы, который и следует использовать в работе с детьми. И постепенно всё будет возрастать туда, куда нужно. Бальные же танцы со взрослым содержанием выросшие дети станцуют в своё время.

Я беру детей не раньше шести лет, и то в это время ни о каком танце речи не идёт. Я с ними решаю задачу общения – сначала со взрослым, потом друг с другом – за счет хлопков. Хлопки позволяют увидеть руку другого. Передавая мяч – посмотреть. Не просто сунуть мяч, а посмотреть в глаза, увидеть другого человека. А потом – начать с ним действовать, набивать мяч вместе с ним. При этом результат засчитывается тогда, когда ты не только за своим мячом, но ещё и за мячом товарища успеваешь смотреть. А потом вместо пары – трое, пятеро, шестеро.

И вот всё время какие-то закавыки, какие-то рогатки выставляешь: вовремя начать и остановить движение, повернуться и так далее. Один не поворачивается – вся команда проигрывает. Когда рядом у человека не получается, а проиграет вся группа – тут не до смеха. Ты будешь работать с этим человеком. Даже если он с диагнозом. И дети начинают работать. Дети, не я. Я могу просто стоять.

Я принципиально не показываю ничего, стараюсь не показывать, тем более выразительные какие-то моменты. Это важно найти самому. Если я даю сразу клише и дальше требую повтор – всё, будет блок стоять у ребёнка. А если самому искать, начинаешь опираться на внутреннее ощущение. Ни в коем случае нельзя смотреть на отражение в зеркале – всегда есть соблазн увидеть себя со стороны, а это уже история про сценический танец, со стороны. У балерин сценический танец. Они должны так танцевать. У нас же танец развивающий. И наша задача – внутренняя. Когда ты будешь опираться на свои ощущения, это будет намного интереснее, живее, чем если ты будешь смотреть на себя в зеркале.

Было время, когда я на выступлениях детей махала руками, подсказывая движения. Слава богу, это было очень давно. Вообще, это дурновкусие абсолютное. Это то, чего делать нельзя. Но для этого нужно работать по-другому, чтобы люди – и дети, и взрослые – смогли действовать сами. Поэтому, когда приходится заниматься в зале с зеркалами, я всегда ставлю детей спиной, чтобы они не смотрели туда.

Моя основная задача – это развитие психики. Это умение общаться продуктивно, создавать общий продукт, управлять собой, своей психикой и удерживать образ.

Танец – это действие символическое. Он появляется тогда, когда у ребёнка начинает возникать образное мышление. Символизм танца – это содержание, которое обозначается какими-то движениями. Мы договариваемся, что такие-то движения значат то-то.

Возьмём китайский танец, «Танец рисовых ростков». Вот мы садим ростки, вот они начинают расти. И мы одновременно и этот росток, и эти рачительные крестьяне, которые наблюдают, которым интересен росток, интересно, здоров ли он. Вот тут мы махнули руками – это ветер пролетел и пригладил траву. Видели траву в поле, которая волной идёт? Вот это оно. Мы постепенно поднимаемся – значит, ростки выросли. Одновременно общаемся с соседями, то есть зрителями, здороваемся, разговариваем. А вот сейчас приходят девочки с зонтиками: растения любят влагу. И, на самом деле, пошёл ли дождь? Да, пошёл. Потом возвращаются, и вот они уже сборщики урожая, с песнями уносят этот урожай.

И так мы в трёх минутах танца рассказали историю месяцев, символическими средствами. Всё это достаточно абстрактно, но это мы так придумали, вытащили из своего опыта.

 

Жизнь без движения

«Неритмичность ребёнка свидетельствует о неритмичности его психических процессов. Это результат слабого социального взаимодействия ребёнка»

Что мешает танцевать? Ущербная социальная жизнь, выхолощенная абсолютно в большинстве случаев. Эта проблема есть и у взрослых: нередко на первых порах они действуют нескоординированно, неловко.

Валентина Васильевна Степанова на лекциях не раз говорила, что психика ритмична. И если ребёнок не ритмичен, это говорит о неритмичности его психики, это результат ущербности социальной жизни ребёнка, невключенности в нормальную здоровую жизнь, в деятельность. Ребёнок должен быть включен в обычную бытовую жизнь. Должен работать по мере возможностей – в саду, в домашних делах, участвовать во всём этом.

А чем больше якобы развивающих примочек, тем труднее приходится: они же не развивают, они останавливают, они тормозят развитие. А как раз здоровой жизнедеятельности нет, движения нет. Общество идёт в сторону ускорения. Удивительно, но, торопясь, можно отстать. Торопливость приводит к плачевным результатам, и мы видим это по детям. Учителя ноют, говорят, что всё хуже и хуже. И на самом деле – постепенно я даю детям вещи всё более и более простые. То, что давала раньше в первом классе, сейчас даю уже во втором классе. Потому что они не тянут это психически. Мы мячики набиваем, но это вещи суррогатные – богатства, разнообразия движений, впечатлений это не заменит.

Мы можем продолжать торопиться, но это не интересно. Мы ведь занимаемся садовыми работами не потому, что нам есть нечего или мы купить не можем, а потому что это интересно. И детям тоже должно быть интересно, чтобы мозги цеплялись за этот мир, чтобы они могли выразить образы. Если ребёнок был лишён всего этого, он будет стоять, смотреть на тебя, даже кивать тебе будет, но он не понимает твою речь.

Девочку вот привели стильную, всем обеспеченную, семь лет. Мама говорит: «Я бы не хотела, чтобы она была рабой быта». И ребёнок не владеет руками – амбиции есть, а потенциала нет. Вот эти вещи фатальны. Физиологические периоды сменяют один другой – не успеешь вовремя сделать то, что надо, в следующем периоде ребёнок будет более ущербным.

В начальной школе хореография напрямую связана с чтением, с письмом. Они тоже требуют хорошей скоординированности и ритмической организации всего организма. Круги наши, четверти – всё туда. Не очевидные связи, да. Но танцуя, дети создают базу. Почему в начальной школе, в первом классе больше часов оставлено хореографии – для того как раз, чтобы дети стали видеть друг друга и взаимодействовать, для того, чтобы вырабатывался общий ритм.

 

Поиск внутри себя

«Много лет назад один класс не мог самостоятельно начать танец, то есть не вычленял ритмическую структуру музыки. А начав по моему знаку, через несколько секунд выбивался из ритма и самостоятельно встроиться не мог. Сами движения были правильными, но формальными и скучными. Такой катастрофы в смысле «не-ощущения» детьми всего класса себя, времени, пространства мне не приходилось встречать… Это была пожилая учительница с негромким голосом, неторопливыми движениями, очень сдержанной мимикой. По определенным признакам не трудно было понять, что она – приверженец директивного стиля. Но степень диктата в полной мере невольно выявили дети в ритмически организованной деятельности. Такой порядок и такая дисциплина в то время вполне принимались обществом. По меньшей мере, родители этих детей были «за», и дети учились у этого учителя…Таким образом, организованная учебная деятельность не позволяет увидеть мир объёмным, процессуальным, выявить обусловленность этих процессов, иметь собственное представление. Ребёнок не ощущает сам себя, где уж тут видеть и понимать другого, договариваться с ним. Да и договариваться нет ни основания, ни повода»

Мне всегда было ценно самовыразиться. И поэтому для меня важно, чтобы танцоры имели такую возможность. Именно поэтому я им не хочу давать ничего, не хочу показывать. Категорически. Если из меня это выскочит случайно, я чувство вины испытываю.

В какой-то момент я увлекалась рисованием. Мы сидели на занятии, с нами была художница. Я не привыкла, чтобы подходили и поправляли что-то на твоём рисунке. Она ходила, что-то кому-то говорила, поправляла, а ко мне не подходила, и потом сказала: «Я чувствовала, что Вы этого не хотели». Внешне я просто сидела и рисовала, но на самом деле я всё занятие внутри себя защищала свой рисунок от художницы, от того, что она может внести свои вредные исправления на моём рисунке. И она это почувствовала. И в итоге, поскольку было вот это беспокойство постоянное, я не смогла там рисовать. Я не была свободна, а для этого нужно быть внутренне свободным и спокойным. Ты не должен всё время зажиматься и охранять свой рисунок. И он не получился. Я его куда-то забросила, он был неудачным.

После знакомства с Валентиной Васильевной Степановой, кажется в 1997 году, мне потребовалось около десяти лет на освоение в более-менее достаточной степени её технологических подходов к работе с детьми.

Это был новый, неожиданный, приковывающий внимание подход. В том числе очень серьезный глубокий взгляд на хореографию в школе. Но одно дело – ахнуть от неожиданности, необычности, отнестись ко всему с доверием и интересом. А другое – начать самому действовать в ином, чем прежде, ключе. Валентина Васильевна говорила о собственно хореографии немного, больше о других предметах, но слушая её, можно было выстроить мостики на свой предмет, и это было опять же интересно.

Стрелка указывала направление движения, а топать по незнакомой местности нужно было своими ножками. Это сейчас выросло многогранное сообщество Школы развития индивидуальности «Росток», которое действует в интересах детей и педагогов так, как ещё мало принято в нашей современной действительности. А 20-30 лет назад, несмотря на битком набитые залы интересующихся новой технологией, в Новосибирске только несколько «идиотов» упорно, кропотливо и всерьёз осваивали её, преодолевая свои внутренние «буреломы». Так что время своей собственной перестройки я определяю в десятилетие.

Мне интересно искать какие-то механизмы – хочется избежать слова «приёмы» – чтобы пришедшие танцевать заработали именно так, как нужно. Сейчас как раз очень много нового материала – то турецкий танец, то индийский, любой другой – мне нужно освоить его и суметь дать группе, взрослым или детям. Самой понять и найти способы объяснить, подвести к тому, чтобы у них получилось. Это интересно. Вот недавно с восьмиклассниками недели две назад я разбирала движение, и у них характер не получался. Я не стану умирать от ложной скромности, но я нашла, как им это объяснить, чтобы у них это получилось! Это творчество, это интересно. Я думала, что вообще все так делают. Что все говорят о содержании, а люди потом ищут в этой заданной парадигме средства выразительности. Оказывается, нет.

Другой пример – я попробовала с дошколятами взять «Кузнечика»: «Представьте себе, представьте себе». А они не могут это ещё – не могут обратиться к своему опыту. У них нет ещё никакой возможности обыграть этот символический жест, этот разговор. Я им не показываю, а они не могут его найти. Я им предложила просто пойти и загрустить – не думал, не гадал, кузнечик съеден – погрустить по этому поводу. Они начинают кривляться, жмут из себя. Я вижу, что жать там нечего. Кое-кто из них находит вот эту грусть и печаль, и это убедительно, а большинство ходят, формально опустивши голову.

Это, скорее всего, означает, что поставлены более сложные задачи. Они не пережили что-то подобное, поэтому у них не получается. И тут нужно найти опять же, что именно нужно этому возрасту или конкретной группе. Потому что даже в одном возрасте возможности разные. Помню, лет 20 назад у меня был азарт, я восприняла один класс как класс с более высоким уровнем. И вот я хочу от них что-то, а не получается. И только когда я себя остановила на том уровне, на котором это было для них возможно, и они были удовлетворены, и я.

 

Особые среди равных

«Музыка, ритм, танец – прекрасные способы достижения самоидентичности. Так уж устроена человеческая природа, что подобного рода стимуляция обращена прямо к нашей вегетативной нервной системе, к нашим эндокринным железам, к нашим чувствам и эмоциям»

Здесь, пожалуй, большая сложность и одновременно основополагающая вещь – переломить брезгливое отношение к «особым детям». Это вещь, которую нужно делать в первую очередь, и всё время на это обращать внимание. И это тоже продолжение позиции взрослых. Витрина может быть благонамеренной, но всё равно где-то вот в этой их жизни есть то, почему дети так, а не иначе реагируют на особенных детей.

Истории бывали разные. Нужно танцевать с этим ребёнком, а у нас слёзы, потому что «я, видите ли, претендую на звёздность». Потом был случай на выступлении, когда ребёнок остался один, с ним не вышла танцевать девочка, которая должна была выйти. И был очень серьёзный разговор с родителями, очень серьёзный. Я прекратила занятия, ввела санкции. Помогло.

Если я вижу такие вещи, я просто звереть начинаю, у меня загривок дыбом встаёт, и я разговариваю очень жестко, в том числе с детьми. Потому что вы – класс, и вы – вместе. И вы обязаны, вы должны. Нет? Шуруйте отсюда. Я ведь не наигрываю, я вижу возможности этих детей и знаю, где остановиться. Я знаю, что они сделают два раза. Группа будет биться, чтобы они сделали два раза. И на том всё, молодцы, отличная работа группы. И они знают моё отношение, мою реакцию. Было достаточно моих взглядов тяжелых. И они понимают, что вот в этих стенах этого делать нельзя, а в других стенах, что значит, можно делать?.. А так должно быть везде. Это должна быть единая позиция взрослых везде – родителей, учителей, воспитателей.

 

Подростки и танец

«То, что мы сейчас называем первобытным искусством, возникло как потребность психики человека в ритмической и рациональной организации тяжелого труда; в разрядке сильных чувств; в уравновешивании человека со средой; лечебном воздействии; в попытках освоить время с помощью магических ритуалов, которые должны были «направить» течение будущего в благоприятное для человека русло и привлечь прошлое на свою сторону в виде взаимодействия с тотемами.

Давно оторвавшись от труда, искусство продолжает работать на сущностные потребности психики человека, отражая её ритмическую организацию. Особенно наглядно её ритмичность видна во временных видах искусства»

Нет предела совершенству. Раньше хореография заканчивалось в третьем классе, потом в четвёртом, потом – в пятом. Возраст отчаянный, поэтому продлили до шестого, потом до седьмого и восьмого. Всё проклевывается постепенно. Восьмой класс – уже не малыши, с которыми можно любой танец поставить. Это своя сложность. Нужно подобрать материал. Они растут и им сложно управиться со своим телом. При этом им хочется современности. И я ищу что-то доступное и современное. И игровые моменты могут быть, они уже умеют это делать.

Этот огонь должен всё время гореть. Почему оставили танцы в среднем звене – чтобы вот этот ритм, вырабатывавшийся годами, поддерживался всё время. При том раздрае, который начинается физиологически, эти знакомые вещи удерживают их в смысловом поле. Чтобы они не сорвались и не уплыли совершенно. Они выгибаются, бузят. Я продираюсь сквозь это всё, и рада, мои вот эти приёмы всё равно работают. Раз, два, три – и они пошли в общем ритме.

В прошлом году на фестиваль «Алмазный звездопад» (областной творческий конкурс – прим. ред.) мы пошли первый раз, а потом стали думать, идти или не идти во второй тур, я настаивала на том, чтобы идти. И мне было важно в этой истории, чтобы пошел именно восьмой класс, чтобы это структурировало их последние месяцы учебного года – вот была моя истинная задача. Все идут, все выступают, все получают кубки. А родители восьмого сказали, что они не пойдут. То-сё, пятое-десятое. Ну, не идёте – ну ладно, не идёте. Приходят дети ко мне, и в разговоре выясняется, что они выступать не будут. «Это наши родители сказали?». – «Да, а что особенного? Все идут, а вы не идёте». Они были так изумлены! Они пришли домой, взбодрили родителей, родители побежали, несмотря на то что уже все были списки составлены, записались, нашли костюмы и выступили. Дети получили свою порцию аплодисментов, свой кубок, и все были довольны. Это было моё тайное содержание второго тура. Мы не из-за кубков пошли, а в результате нам дают «Прорыв года»! Нам всего-то нужно было пристроить восьмой класс.

 

Вместе и всерьёз

«В проекте «Танец как процесс, протекающий во времени» ставилась цель – создание совместного продукта в режиме процесса, протекающего во времени.

Продуктом, то есть результатом, полученным в работе класса над проектом, явилась танцевальная среда, где каждый находит своё место, вписываясь в социальное взаимодействие; где каждый должен совпасть в пространстве и во времени со всеми участниками процесса.

Здесь процессом является последовательное развитие психики детей, приведшее к результату в виде танца как самоорганизующейся динамической системы»

Я не собирала взрослые группы и не собираю. Они сами собираются, сами приходят. У них возникает идея, и ты начинаешь её реализовывать вместе с ними. Ищешь, как объяснить. Часто это материал, который мне не настолько знаком. Я освоилась с детьми, представляю, как это будет в их возрасте, когда будет сложно, когда доступно, уже быстро вижу, где нужно отодвинуться назад. Родители разные, и я не знаю их возможности. Начинаю что-то, какие-то движения, вижу возможности людей. В прошлом году пришли родители дошкольников и вызвали у меня изумление своими артистическими возможностями и вообще готовностью просто вот так, по щелчку, сыграть в эту игру. И мы в цейтноте сделали выразительный номер.

Движение – это сложно, нужно собраться вместе и вместе действовать, выражать ту или иную мысль. Всякий раз ты не знаешь, что делать, – как и с детьми – где точно располагаются те рычаги, которые откроют движение этой конкретной группы, движение в сторону деятельной, танцующей, творческой команды. При этом важно, показывая структурную часть движения, не давать его содержательное наполнение. Нужно говорить о содержании, но не показывать свою интерпретацию его. Люди будут искать, и они найдут. Каждый найдёт своё, и в сумме получится гораздо интереснее и объёмнее, чем если ты покажешь и дашь клише.

Танец – это своего рода общественный договор. И раз родители пришли, то между ними уже есть договор. Но опять же им приходится смирить себя, оказаться в позиции ученика, начать искать. «Я прошел не с той ноги? Ну, подумаешь! Это так серьезно?». А у меня серьёзное отношение.

С родительскими группами, как и с детьми, идёт работа по созданию команд, способных эффективно действовать вместе, создавать общий продукт, в нашем случае – танец. Чтобы скоординировать свои действия, научиться видеть другого человека, потом несколько человек, мы, как и с детьми, набиваем мячи, двигаемся, держась все за руки, используем речевое сопровождение в ритм движению и т.д.

Постепенно все устаканивается: кому-то нужно преодолеть стеснение по поводу своей на первых порах неритмичности, нескоординированности, кому-то – принять эти непривычные ритмические упражнения, непривычную форму организации занятий, постепенно ощутить их эффект. Кому-то нужно понять, что если ты сам по себе молодец, то этого ещё недостаточно. Нужно целеустремленно работать на успех всей группы. А кому-то нужно увидеть: если у тебя не получилось так же быстро, как у соседа, не нужно делать вид, что все это такая чепуховина, на которую не стоить тратить время и внимание взрослого человека, лучше попробовать заинтересованно отнестись к тому, что ты делаешь, и всё гарантированно получится – и вся группа сможет опереться на твой успех и продвинуться вперёд. Две последние позиции – это два крайних полюса, которые пусть редко, но встречаются. Большинство же спокойно принимают правила этой забавной «игры» и весело, с юмором по отношению к себе, с шутливыми охами по поводу очередных ритмических заморочек, занимаются этим интересным делом. Многие приходят с собственным представлением о своём статусе, но если статуса нет, а есть только представление, тогда всё еще сложнее. Тут опять нужно смирить эго и встать в позицию ученика. Это тоже интересно, это забыто, и это приятно в какой-то степени.

Дети видят, когда родители, даже сами не танцуя, проявляют интерес. И это сразу реакцию детскую даёт. Когда ребёнок понимает, что занимается важным делом, видит, что родители относятся к этому как к важному делу, он понимает: «Да, мне и хлопать будут, и говорить обо мне, к этому относятся с интересом. Так же, как и я отношусь с интересом к тому, что делаю».

Когда они только приходят в первом классе, тут сначала такое начинается, мама дорогая, но после того, как они узнают, что я умею ещё и рычать, они начинают меня вычленять из стены. Начинают видеть, что я как-то с интересом отношусь к тому, что они делают. Я ведь серьёзно отношусь, не наплевательски. Когда ударяешь мячиком, то важно, чтобы он точно в руки полетел, это очень важно. А если ещё и мама считает, что это важно, то это такое подспорье! Конечно!

А если мама считает, что неважно, то история на этом заканчивается. Я считаю, что это очень важно, и от меня нельзя отмахнуться на уроке. Но, когда они придут домой, это всё будет разнесено. И тогда всякий раз мне нужно их завоевывать и снова этот интерес в них возбуждать. Если ему продолжат давать понять, что это ничего не стоит и это не имеет значения, в конце концов всё рассыплется. Они станутся подростками и не соберутся. А вот если родители относятся всерьёз, то с каждым годом это будет набирать объём, вес и обороты.

«В танце в спрессованной форме отражается событие, изменение, происходящее во времени. Проиграв это многократно на занятиях хореографии, многократно ощутив телом пульс времени, вмещающего процесс, ребенок сможет с большей степенью уверенности и свободы перекинуть ассоциативные мостики в другие области изучения окружающего мира»

 

P.S. Представление проекта «Танец как процесс, протекающий во времени» на семинаре «Коллективная проектная деятельность в рамках образовательного процесса» в 2014 году в скором времени вылилось в статью с одноимённым названием. Ожидалась работа по написанию методического пособия. Оно пока не опубликовано. Ждёт своего часа и импульса.

P.S.S. Куц Светлана Калиновна – руководитель танцевального ансамбля «Аэлита», откуда «вышла» Евгения Григорьевна, не имея хореографического образования, смогла влюбить танцоров-подростков в танец, в самих себя, помогла им всем найти свой стиль, почерк. «Аэлита», поселившийся постепенно в ДК Чкалова, распался в начале 2000-х, оставив после себя в городе педагогов из числа бывших танцоров, которые теперь помогают другим искать себя.

Текст подготовили: Елена Штерн и Надежда Мошкина 

Фото: Никита Гетто

 

 

Меню сайта
Вход на сайт
Логин:
Пароль:
Календарь
«  Март 2024  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
    123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
Статистика

Онлайн всего: 2
Гостей: 2
Пользователей: 0