На фоне масштабных преобразований в РАН и разбирательств с «неэффективными» вузами проблемы начального общего образования, кажется, интересны только особо увлечённым педагогам-новаторам и родителям детей индиго. В то же время в стране действуют тысячи центров раннего развития ребёнка, а нижний возрастной порог обучения языкам, музыке и спортивному мастерству активно стремится к нулю. Переводчик и преподаватель Елена Штерн побывала на открытом уроке школы развития индивидуальности «Росток» и обсудила с её основателем Валентиной Степановой принципиальные ошибки учителей и родителей, мифы о советском образовании и важность личного опыта ученика.
Школа № 17 в Новосибирске внешне ничем не отличается от своих близнецов-братьев, раскиданных в 70-80-х годах по бывшему Советскому Союзу, — невзрачное блочное сооружение, возведённое среди безликих «панелок». Время здесь, кажется, застыло. Из примет нового времени — охранник на входе, терминалы для школьных карт и дети с мобильными. Зато запах школьных котлет и стенгазеты с бодрыми лозунгами на входе передаются из поколения в поколения — неважно, советского или российского.
Под шум и гул поднимаюсь на третий этаж, где уже два года располагаются классы «Ростка» — системы, объединяющей в себе школу развития индивидуальности «Росток», одноимённое негосударственное учреждение дополнительного образования и общественную организацию родителей. И именно здесь, на третьем этаже, я проваливаюсь неожиданно в свое советское детство: дети прыгают на скакалке. Кто по одному, кто по трое. Картина, от которой я совершенно отвыкла. Даже во дворе дети не прыгают в скакалки. Я думала, что они как явление вымерли вместе с понятием «дворовое детство» или эмигрировали в легкую гимнастику, доставшись спортивной элите
Урок начался минут 20 назад, и я открываю дверь с заранее заготовленным «простите», но оно повисло в воздухе: меня никто не слышит и не видит. Основатель «Ростка» Валентина Васильевна Степанова, занята второклассниками. Второклассники увлечены темой «Меры. Условные меры. Измерение площади поверхности». Рядом сидят поглощённые ходом урока родители. Я отыскиваю дальний уголочек и очень скоро просто перестаю понимать, где нахожусь и что происходит. Всё увиденное и услышанное не укладывается в моё понимание слов «урок», «школа» и «педагогика».
Парты расставлены небольшими островками по периметру огромного ковра в центре класса — как в модных европейских интерактивных театрах. Это целиком и полностью меняет расстановку сил в детском коллективе: нет «камчатки», куда в традиционной школе сбегают слабые ученики, отличникам не отбарабанить свой ответ с первых парт. Наконец, в таких условиях трудно остаться середнячком, который не знает, за «красных» он или за «белых». Каждый отвечает за себя и за работу той группы, с которой он делает задание. Это совсем не похоже на торжество коллективного русского разума. Скорее напоминает ко-воркинг. Кто-то выполняет задание сидя на парте. Кто-то лежит на ней. Кто-то ест апельсин.
Периодически раздаются довольные возгласы маленьких «эвклидов», открывших свой способ сравнения площади прямоугольников.
Не у каждого ребёнка хватает силы голоса, чтобы донести до всех свою идею, тогда Валентина Васильевна подзывает его к себе, и он под её крылом делится с классом своими мыслями. Народное вече, не меньше. Гул детских голосов не умолкает. Минут через десять хочется как-то уменьшить уровень шума. Педагог советской закалки, скорее всего, уже давно бы стукнул кулаком по парте, чтобы было слышно только жужжание мухи. Это очень приятно, когда в классе слышно жужжание мухи. Сонной зимней мухи.
67-летняя Степанова получила советское образование и жила в стране, где учитель был не просто человеком уважаемой профессии, а самым настоящим авторитетом и в какой-то мере воплощением авторитарности. И я все жду, когда же наконец Валентина Васильевна перекроет шум своим голосом и призовёт второклашек к порядку. Но она то ли наслаждается происходящим, то ли вовсе ничего странного не замечает.
— Мы часто можем наблюдать прекрасные «уроки-шедевры», которые дают профессионалы-предметники. Однако такой обучающий процесс больше похож на монолог, а дети — всего лишь на антураж, — объясняет отсутствие привычной тишины Степанова.
ПРАВО НА ОШИБКУ
Предложив классу сравнить площади нескольких прямоугольников, Степанова побуждает детей выдвигать гипотезы. Пусть не всегда законченные, иногда ошибочные, даже противоречащие друг другу, но эти недостатки на самом деле достоинства. Из сумбурных версий дети выводят правила и закономерности, а учитель всего лишь вбрасывает вопросы, направляющие ребёнка на правильный путь.
В основе программы начальных классов «Ростка» — принцип тематизма.
Внутри таких земных и обыденных тем как «одежда», «посуда», «времена года»,
«животные» и так далее, скрыты темы Величин: их качества; мера и размер;
.соотносимость мер; математические операции с ними; решение текстовых задач.
Такой подход отменяет традиционное поурочное деление на «письмо»,
«математику», «чтение», «труд». При этом «ростковские» уроки
не являются и уроками-комплексами: они не компилируются
из разнопредметных задач, кратковременно и достаточно случайно
объединённых между собой. Тематизм позволяет ребёнку выстроить
целостную картинку мира, не разорванную на отдельные знания.
— Мы стараемся, чтобы дети получали текстовые задания по теме, которую изучают в данный момент, а все вычисления соответствовали их реальному опыту. Это помогает понять задания и выполнять их с помощью воображения, рисунка, модели. Не важно, каким способом ребёнок пришёл к правильному ответу, важно, что решал задачу и решил, добился результата, — убеждена Степанова.
Такой подход обеспечивает эмоциональную безопасность ученику, гарантируя право на ошибку.
Ребёнку важно оказаться не только в ситуации знания, но и в ситуации незнания, как это часто бывает в жизни — в настоящем, нешкольном мире.
— Обстоятельства очень быстро меняются, поэтом нам нужно инновационное общество. Нельзя на алгоритмах вырастить человека, способного мгновенно включаться в новую ситуацию, браться за нестандартную задачу и решать её, — декларирует основатель «Ростка».
Цель, очевидно, недостижимая в рамках традиционной классно-урочной системы, где в тихого, безмолвного и послушного ребёнка вкладывает свои познания авторитетный педагог, выпустивший не один класс.
На заре перестройки московский заслуженный учитель-новатор Александр Тубельский, впоследствии президент Ассоциации демократических школ и практически бренд-менеджер Степановой, вел лекции по приглашению в Смоленском педагогическом институте, на факультете начальных классов. В то время он читал теорию коллективных творческих дел. Объясняя подходы к воспитательной работе в системе КТД, он постоянно повторял, что учитель — это актер, имеющий два лица. Одно — официальное, государственное, выполняющее свой долг на уроке. Второе лицо — старший товарищ, друг, но только после урока.
На наивный вопрос Степановой: «Ну почему нельзя на уроке быть просто человеком?», — Тубельский отвечал: «Это невозможно». И напоминал, что урок имеет свою структуру, а ребёнок должен быть в неё погружён.
— А шёл уже 1986 год, перестройка, и я никак не могла взять в толк: «Почему нельзя-то?» Оказывается: «Урок — всегда скучный, ребёнок не может сделать на уроке открытие, он должен осваивать готовое знание». А все интересное должно проходить во внеурочной деятельности.
Валентина Васильевна предложила ему посмотреть, как строятся процессы на экспериментальной базе. И ей повезло. Увидев уроки не по принятым правилам, Александр Наумович Тубельский пригласил Валентину Васильевну читать лекции на курсы для руководящих работников образования в Тверь.Так она и начала ездить по стране, читать лекции о том, что позже сформировалось в образовательную систему «Росток», не имеющую аналогов в мире.
ЧИТАТЬ ИЗ ГОЛОВЫ
«Росток», объединяющий на сегодняшний день площадки в Москве, Когалыме, Смоленске, Владивостоке и других городах, свою экспериментальную базу имеет именно в Новосибирске. Жизнь как-то сама иногда проделывает удивительные кульбиты, строит мостики там, где ты их не ожидаешь увидеть. Потомки основателей Академгородка, выходцев из физтеха в Долгопрудном, приглашают в 1993 году в Новосибирск смоленского педагога, лекции которого они услышали в Долгопрудном, вести курсы повышения квалификации для новосибирских учителей. Все остальные слушали ее, восхищались, и только.
Сейчас «Росток» — это 14 учителей, среди которых преподаватели начальной школы, учителя-предметники по математике, русскому языку, рисованию, а также шесть тьюторов — будущих педагогов «Ростка». Тьюторам, прежде чем приступить к занятиям с детьми, необходимо пройти весь цикл обучения и через наблюдения, лекции и семинары понять устройство уникальной системы изнутри. Задача не из простых, так что случайных людей здесь нет. Кроме, пожалуй, самой Степановой, которая по первому высшему образованию медик.
— Я попала в педагогику случайно. Хотела устроить детей в детский сад, и для этого мне пришлось поработать старшей медсестрой. Потом стало интересно, как вообще растить детей. Я быстренько закончила педучилище, но поймала себя на мысли, что совсем не понимаю, про что говорят педагоги. Пришлось также быстро закончить пединститут, дошкольный факультет, с отличием. Стала ещё меньше понимать. Кое-какая ясность пришла только после психологического факультета, — признаётся она.
Степанова, проработав воспитателем детского сада, методистом, заведующей, инспектором гороно, придя заместителем деканом на факультет начального и дошкольного образования в Смоленске, очень хорошо понимала, как вообще устроена у нас система. Вся цепочка неслучайных случайностей вывела ее, тогда 40-летнюю, на тему преемственности.
В классической педагогике «преемственность» означает непрерывность между дошкольным и начальным образованием, но Степанова, судя по всему, трактует это понятие шире и глубже. В 1985 году, занявшись темой вплотную, она вдруг понимает, что никакой преемственности в советской школе нет.
— Но в те годы мы были уверены в правоте советской педагогики. Издавалось огромное количество методических разработок с вопросами и готовыми ответами, дидактических пособий, — вспоминает основатель «Ростка». — Я верила тому, что написано в книгах, думала, что так оно и есть.
Первые сигналы, что всё не совсем так или, скорее, совсем не так пошли от студентов, которые стали просить Степанову «читать лекцию с листа, а не из головы» (потому что так удобнее записывать), и буквально диктовать, указывая расстановку запятых.
Не лучше обстояли дела и с учителями начальных классов. Воспитанные на методичках и пособиях тогдашних авторитетов — Леушиной и Метлиной, они просто не понимали, что Степанова от них хочет. После того как ей потребовалось две недели, чтобы подготовить с учителем урок, на котором студенты могли увидеть, как устроены память и внимание первоклашек, было решено открыть на базе школы филиал факультета начального образования, на его площадке реализовывать новые подходы к образованию и проводить педагогическую практику студентов. Так появился прообраз того «Ростка», на открытом уроке которого я оказалась. Хотя открытым можно смело считать каждый урок «Ростка».
ГЛАВНАЯ УЧИТЕЛЬСКАЯ
Между тем второклассники продолжают искать способ сравнения площади нескольких прямоугольников. Вдруг один мальчик громко и изумленно обращается к Степановой:
— А у вас один прямоугольник неровный! — и машет «вещдоком» в подтверждение своей правоты.
Повисла театральная пауза. В голове быстро пронеслась сцена из моего детства: учительница зачёркивает в «сирени» букву «и» и уверенно пишет «е». Помню, как рухнул мой мир, а глаза отказывались верить написанному. Две правды никак не хотели уживаться в одном слове. Советский учитель ведь всегда прав. Он старше, мудрей, учился «учительствовать». Случай, кстати, дошёл до завуча, но его быстро замяли. И вот ситуация почти повторяется.
— И точно! Наверное, я торопилась или отвлеклась, когда резала, — улыбаясь, подтвердила 67-летний кандидат психологических наук.
Всё встало на свои места. Только по-настоящему состоявшаяся личность, авторитет не по статусу, а по человеческим меркам, может позволить себе «испортить» безупречную репутацию перед восьмилетками. Чему, как ни умению признавать ошибку, научил детей этот случай с прямоугольником и неровными краями? Что же до моей «сирени», я не стала отстаивать своё мнение и ещё долго этого не делала, вплоть до игнорирования выборов всех уровней: голосуй-не голосуй, ответ в любом случае сойдётся. В самой главной «учительской» всё и так за тебя решат.
ПОЛЗУЧИЕ МАХРОВЫЕ ЭМПИРИКИ
Многим ли запомнилась наряду с «потрите спинку, пожалуйста» сцена из популярнейшего фильма «Иронии судьбы», когда Надя и Женя говорили про ошибки врачей и учителей. Тогда, в 1975, Надя предсказала, что ошибки учителей обойдутся обществу не менее дорого, только заметно это будет не сразу. Позднесоветская педагогика заложила страшные мины в наше сегодняшнее общество, которое почему-то никак не может перейти на инновационные рельсы, несмотря на многочисленные федеральные программы по поддержке образования, грантовые системы, ФГОСы и прочие «припарки».
— Примерно в 1978 году выдающийся педагогический психолог, основатель развивающего обучения Василий Васильевич Давыдов вместе с Даниилом Борисовичем Элькониным не просто предрекали, а были уверены, что советский человек будет жить при коммунизме. Буквально к 2000 году по их расчётам, всю работу — от стирки до приготовления обедов — возьмут на себя роботы, — в голосе Степановой звучит нескрываемая ирония жителя 21 века, смешанная с горечью советского человека, когда-то преданного прекраснодушным мечтаниям.
Знали ли бы мы, что за механизмы пришли в необратимое движение, когда это прозвучало с высоких трибун. В результате на далёком горизонте замаячил не коммунизм, а первые проблески будущего ЕГЭ — и не как навязанная Америкой система, а как естественное продолжение педагогической линии Давыдова—Эльконина. В 1981 году советская школа пережила очередную реформу, в основе которой лежала идеология именно этих двух крупных учёных.
Система Давыдова-Эльконина появилась в конце 1950-х, а спустя 40 лет министерство образования РФ утвердило её как официальную. Оппонировавшие системе разработчики проблемно-поискового метода И.Я. Лернер и М.Н. Скаткин были заклеймены как «ползучие махровые эмпирики» и остались не у дел. Так закончился главный спор советской педагогики, имевший принципиальное значение для нас, россиян 21 века:
- Какое нам дело до подковерных интриг ученых-педагогов страны, канувшей в Лету?
- И.Я.Лернера и М.Н. Скаткина сейчас никто не помнит. Это были гениальные люди. Они говорили, что детям необходимо экспериментировать и приходить к собственным умозаключениям. Им отвечали, что всё это пустая трата времени. Вместо этого нужно найти самых выдающихся математиков, понять, как они считают и думают, взять готовый алгоритм и показать его всем остальным. И процесс пошёл: идеалом математического мышления был признан Лев Давидович Ландау, с него была списана матрица математического счета. Затем его способы упростили. После Ландау принялись за физиков и музыкантов, — рассказывает Степанова. — Мне повезло, я училась по методу Лернера-Скаткина. Мы считали на палочках, на пальцах, а не механически заучивали счёт в пределах двух десятков.
Вздохнув, Валентина Васильевна продолжает:
Учить сложение как таблицу умножения — это страшно. Мы убираем смысловую сторону и практически заменяем её словами, которые совершенно не связаны с математическими представлениями. Стоит чуть отступить от задания, и дети, на жизненный опыт которых эти методички не опирались, показывали абсурдность и бессмысленность подобных заданий и алгоритмов.
Мне вспомнилось, как мой сын, посещающий подготовительный класс «Ростка» ездил в конный клуб. По предложению учителя мы, родители, организовали эту поездку, когда дети проходили тему «животные». Это было целое действо. С утра пораньше своими еще не очень ловкими руками сын помыл яблоки, морковку. Нарезал на длинные полоски, потому что любая другая форма будет неудобной для кормления лошадей. Сердце у меня замирало от страха: как бы не порезался мальчик овощерезкой, ножом. Но свой материнский подвиг я совершила, в процесс не вмешалась. В клубе дети с удовольствием лошадям расчесывали гриву, хвост, гладили специальным щетками шерстку. Разглядывали лошадей, кормили, разглядывая их желто-коричневые зубы, попутно поняв, что может произойти с собственными зубами, если их не чистить. Учитель вопросами направлял внимание детей на то, что у некоторых лошадей ноги длинные и тонкие, а у некоторых – толстые и короткие. Обсуждали названия цветов масти лошадей. Катались на них верхом. Выучили слова «денник». Так в голове каждого ребенка сложилось слово «лошадь», образ лошади, который потом, спустя несколько дней на уроке, зафиксировали в пантомиме, потом в рисунке.
Только этот путь – от своего личного опыта, своих эмоций, своей деятельности, зафиксированных в игре, в двигательной моторике, закрепленного потом в рисунке – приводит ребенка к основам осмысленной связной речи и мышления, вкупе с воображением.
-Именно моторная компонента, которая возникает в момент действия с предметами и придает в будущем времени основу для становления знаковой функции. Образная моторика порождает значение предмета заместителя, а потом смысл штриха, буквы. Как только произошло накопление образной моторики, она самопроизвольно запускает и детскую игру, и детский рисунок. Как только этот механизм сработал, у ребенка возникает мотивационная потребность, я бы даже сказала физиологическая - зафиксировать собственные переживания - это прекрасно, он хочет это делать сам. Пусть родитель рядом будет пусть задает вопросы, пусть помогает удерживать это состояние, не вмешиваясь в процесс детской самореализации.
- А если по методичкам работать, без этих затратных по времени действий, вопросов?
- Тогда ты просишь эту лошадь нарисовать или из кусочков сложить, а дети совершенно спокойно к голове прикладывают задние ноги. «Это лошадь. - А это, говорят, - лишнее.» Это сейчас я могу вам сказать, что работать по методичке невозможно и нельзя. Вот. Мы должны только рамочные вещи напихать, а урок или занятие – это таинство, где взрослый выманивает ребенка внутрь культуры и заставляет переваривать эти все задачи и открывать, устанавливать закономерности.
ДОМАШНЕЕ ЗАДАНИЕ
Я наблюдаю за родителями. Кто-то режет фигурки из набора для задания ребёнка. Не за него, а вместе с ним, для себя. Если не прожил ситуацию сам, то не поймёшь, с чем сталкивается ребёнок, не сможешь ему помочь.
Родители ходят на открытые уроки Степановой не для того, чтобы в зависимости от успехов поумиляться или построжиться на своих чад. Они учатся понимать. Великие сидения на открытых уроках помогают наладить диалог между учителем и родителем, сделать их союзниками. Только так идеология «Ростка», покинув стены школы, органично впишется в быт семьи, станет его частью.
Хотя по меркам нашего времени домашние задания родителям выглядит непосильным трудом — нужно найти время для детей, выйти из «Одноклассников», «ВКонтакте», покинуть твиттер, «Фейсбук», оставить бесконечную гонку за хлебом насущным и битву за место под солнцем. Просто взять и вместе с ребёнком сделать уборку или что-то приготовить покушать. Да, поначалу он будет делать всё неправильно. Да, привычные обязанности займут больше времени. Но чем измерить счастье от совместной деятельности и простых посиделок? Можно рассматривать листья в парке, цветы во дворе. Можно взять ребёнка в магазин, чтобы он, например, заполнял корзинку продуктами, привыкая во всех смыслах нести ответственность за продовольственное обеспечение семьи.
Ведь причины, по которым современные дети днями сидят перед телевизором, за компьютером и с телефоном, кроются не в детях. А в том, что у родителей есть время на работу, фитнес, шопинг — на всё, чем предписано заниматься современному успешному человеку, но нет ни минуты на ребёнка, чтобы побыть с ним, научить его играть тем играм, в которые они играли, когда не было понятий «конкурентоспособное общество», «раннее детское развитие».
КРУГ ЗАМКНУЛСЯ
Урок медленно подходил к концу. Он был самым необычным в моей жизни и длился не привычные 45 минут, а столько, сколько нужно для понимания темы, — порядка полутора-двух часов. Устали ли дети? Сиди они как положено, сложив аккуратненько руки перед собой, то взвыли бы ещё на 20-й минуте. Но они рисовали, красили, резали, клеили, всё время двигались. Ковёр к концу урока был усеян обрезками лишней бумаги. Те, кто раньше справился с заданием, начали делать уборку. Ещё несколько минут, и дети умчались в столовую.
Задаю последние вопросы:
-Валентина Васильевна, насколько сильно отличается методика «Ростка» от традиционной? Вот эти тема про условные мерки, как она потом прорастает в старших классах?
- В традиционной школе вообще нет ничего близко стоящего с содержанием в программе "Росток". Поэтому сравнивать просто некорректно. В современных программах трудно структурированный набор задач и заданий, для меня недоступны цели, которые решают авторы большинства учебных пособий.
— Выходит, современные программы обучения опираются на советскую педагогику? — Постсоветскую. Образовательная линия, победившая в 1981 году, представляла не всю советскую педагогику, а только номенклатуру и систему методологов, которые хотели управлять обществом, — говорит Степанова. — Можно ли тогда сказать, что в начале 1980-х сильная сторона советской педагогики закончилась? — Именно так. — И то, что вы делаете сейчас с «Ростком», — это, по сути, возвращение к предыдущей системе? — Да, к проблемно-поисковому методу Лернера-Скаткина, к советской педагогике до 1981 года. А по большому счёту, к системе, которая напрямую связана с культурой ещё царской России. Мы отматываем плёнку назад.
Степанова поворачивается к учителю рисования, чтобы обсудить с ней разработку методички по становлению смыслового рисунка. Я наблюдаю за ней, за тем, как она общается, объясняет. В каждом её действии такая основательность, что я не выдерживаю и спрашиваю, не из раскулаченных ли крестьян вышла её семья.
— Нет, из промышленников и меценатов. Вокруг прадеда Кувшинникова всегда кучковались художники-передвижники. С него «списан» рассказчик на картине Перова «Охотники на привале», а двоюродная бабушка изображена на одном из полотен Левитана. Чехов, кстати, написал о ней рассказ «Стрекоза», из-за которого они потом поссорились. Второй дед тоже был промышленником. В Смоленске до сих пор стоят построенные им заводы. Как у многих тогда, мужчины нашей семьи погибли в гражданскую войну, некоторые эмигрировали. Сбережения пропали, но дух мы бережём: нас с детства приучали жить своим делом.
Круг замкнулся. Вот откуда он, тот мостик «Ростка» в дореволюционную Россию. Рядом с Валентиной Васильевной стоит сын Родион, который вместе с ней уже порядка 20 лет точно так же занимается педагогикой, руководит смоленским научно-практическим центром «Гармония» и готовится защитить диссертацию по психологии. А вы говорите, нет преемственности. Есть, Валентина Васильевна, есть.
PS. выражаю огромную признательность журналисту sib.fm Александру Морсину за помощь в подготовке статьи, а также фотографу Вере Сальницкой.
|
